В великом сонме избранников Благодати в новые века русской жизни есть несколько таких лиц, которые, по воле Христа Спасителя, шли необыкновенным путем. Это были многолетние страдальцы, в тяжелом мучительном недуге проявлявшие дивное терпение и тем учившие других смиренному несению своего креста. Таким-то избранником Божьим был и Михаил Иванович Безруков, о котором мы и скажем далее то, что стало известным о его жизни от неложных очевидцев этого подвижничества, великого в своем терпении и смирении.

 В половине прошлого столетия, в Уфимской губернии, в селе Макарове, среди крепостных Осоргиных, жили крестьяне Иван и Екатерина Безруковы. Это были неграмотные поселяне, но люди благочестивые, скромные, трудолюбивые. Они проводили время в трудах по барщине и безропотно несли неправды управителей. Смиренные, они были приветливы и радушно принимали каждого бедняка. В семье у них было два сына и три дочери. По времени дети выросли и были устроены. Старший сын поженился и было ему отцом устроено отдельное хозяйство: он зажил своим домом. Постепенно были выданы и все три дочери за хороших людей. Господа любили Ивана, который часто прислуживал, чем мог, и в барском доме. Только младшего сына не привел Господь устроить Ивану. Он скончался мирно, когда младшему сыну шел 14 год.

Младший в семье Михаил родился в ноябре 1846 г. Очевидно было с малых лет в этом мальчике что-то особенное. Как отец его Иван Васильевич и мать Екатерина Семеновна, так и все соседи любили Михаила: он невольно располагал к себе всех своим приветственным тихим нравом и готовностью каждому услужить скромно, честно, бескорыстно. Оставшись молодым, по смерти отца, Михаил все свои силы приложил к тому, чтобы не уронить отцовское хозяйство и с раннего утра до поздней ночи трудился по хозяйству, в праздники ходя в храм Божий, хотя и не всегда: так увлекала его забота и работа. Он был крепкого сложения, красивый собою. Когда ему исполнилось 18 лет, мать и сродники задумали его женить и выбрали ему хорошую невесту, по имени Евдокию, девушку из того же села.

Охотно шла замуж за Михаила Евдокия, девушка статная, красивая, богобоязненная, целомудренная.

Всем сердцем и всею юною душой она полюбила своего жениха и в твердой преданности в Божью волю стала с ним под венец. Радовалась мать, видя счастье детей. Незаметно промчались три отрадных года счастливой жизни: ведь в счастье время летит незаметно. Усердно работал молодой хозяин со своею любящею женою. И в праздники работал он, забывая порою и про храм и молитву. Но непрочно наше счастье земное: не здесь, в юдоли печальной, не на скорбной земле, где так много неправды, и слезы так льются обильно порою, а на небесах истинное счастье человека. И скоро там, где было счастье и мир и покой жизни честной, трудовой, грянуло крепкое горе. Низко-низко пригнуло оно к земле молодых супругов. Один за другим рождались у них и скоро умирали трое деток, а это были лишь первые вестники великого горя, которое налегло на них до конца жизни.

Однажды, на Николин день 1867 г., Михаил в праздник поехал на пашню и повез воз сена домой. Воз несколько раз пружился, а Михаил все поднимал и поднимал его и до крайности изнемог. А когда приехал домой, сгоряча выпил целый ковш воды, и вскоре же почувствовал себя неладно. Стал болеть и болеть: Великим постом он совсем уже оставил работу и слег. Около года прошло, никакие свои домашние средства не помогали. К концу первого года болезни постепенно, с страшною ломотой стало сводить у него руки и ноги. Возили его в Уфу к докторам, но помощи не было. Когда там Михаил был в приемном покое, ему повиделось, что вышел красивый молодой человек с крестообразно по плечам препоясанным голубым поясом, как бы ангел, который осмотрел его и сказал: «поезжай, молодец, домой, нет для тебя здесь лекарства. Терпи»! Когда Михаил потом стал говорить бывшим тут служащим больницы – про этого человека, все удивились, не зная такого, поискали и никого не нашли... Отвезли назад Михаила и начались годы долгих страданий. По всему телу у него пошли нарывы, они назревали, лопались и тяжелое зловоние распространялось около больного. Мимо дома его нельзя было проходить: так сильно было зловоние. Подошвы ног его превратились в сплошной струп, гноящийся и смердящий. Руки пригнулись, торчал лишь вверх один указательный палец левой руки. Ноги свело; зубы стиснуло и без помощи других не мог страдалец и капли воды принять...

От долгого лежания образовались пролежни; в них закишели червяки... Но тут-то и обнаружилась сила Божия в немощи человеческой!..

Тяжелый крест выпал на долю бедной Евдокии. Но не упала она под бременем креста, не дала безумия Богу (не возроптала). Тяжело и безотрадно было положение больного. Пробовали еще свозить его в г. Белебей. Там у местных врачей помощи не нашли. Была там одна женщина – знахарка, лечившая травами, но и она ничего не могла сделать. Жалея несчастного, она под видом лекарства дала ему яд, но тот не подействовал.

Положение было ужасное. «Здоровье и силы его таяли, как свеча горящая. Стал и мозг из костей сочиться – бежать, как белок. Михаил мог лежать только на голых досках. Ни лица вымыть, ни рук невозможно было из-за ран. Далеко на улицу неслись стоны страдальца, но никто не шел к нему: все обегали его, точно зачумленного. Не оставили его только родная мать, да красавица — молодая жена. Со слезами ходила за ним мать и часто, глядя на него и плача, говаривала тогда: «То не мой Мишенька лежит, то мое сердечушко болит»... Смиренная Евдокия, вся отдавшись покорно святому подвигу, ухаживала за страдальцем, и трудно представить, что перенесла эта подвижница в свою горе-горькую жизнь тяжелую.

Мать отправилась в Бирск к старцу Косьме Ивановичу и у него просила помощи. Благочестивый старичек утешил скорбящую, а больному же дал такое наставление: «Раб Божий! Умоляю я тебя: будь братом – послушайся; послушайся моего совета. Предай себя воле Божией. Потерпи три месяца, а я помолюсь истинному Врачу душ и телес наших, Господу Иисусу Христу и Пречистой Его Матери. Милость Божия не оставит тебя. Будь раб своего Владыки – ходи в заповедях Его, и избавишься от болезни телесной и душевной. Помни слова Господа: Иго Мое благо и бремя Мое легко есть». Этот завет, каракульками старческими написанный на клочке грязной бумаги, был живительным бальзамом для изболевшей души. Раз прочитали родные эти дорогие слова. Почти ничего не понял Михаил. Прочитали второй, третий раз... Точно луч солнца пронзил тучу отчаянной печали. Слезы жены и матери ударили по сердцу Михаила. Он заплакал и дивное изменение, по молитвам старца Косьмы Ивановича, произошло в нем. Гордая воля озлобленного человека пала и смирилась душа пред Христом... Понял Божье призвание – нести смиренно крест недуга своего – страдалец, и уже никто не слышал от него слова ропота.

С той поры муж-страдалец стал опорою – утешением. Ни слова ропота никто не слыхал от него более: всех он уговаривал смиряться пред Господом. А положение его жены было тяжелое. Уходила молодость. Горе и труд давно смыли земную красоту ее, надорвались силы в непомерных трудах. Она, бедная, своими трудами кормила не только мужа, но еще старушку свекровь. Сколько ни билась одинокая работница, хозяйство стало приходить в расстройство: ненадолго можно было ей отходить от больного на работу. Постепенно пришлось распродать хозяйство. Пришло горькое время, когда и последнюю коровку увели со двора. Когда Михаил смирился под крепкую руку Божью, нестерпимые боли ослабли. Но здоровье не возвращалось. Когда Косьму Ивановича спрашивали: почему это такая болезнь постигла Михаила, тот отвечал: «Бог его от грехов спасает». Видно не было бы на пользу ему здоровье. А через болезнь, не только он, и жена и мать его стяжали светлые венцы за терпение и очистились духом, и многие-многие получили спасительные уроки и наставления, и научились терпеть скорби.

Не вдруг внутренне смирилась и жена и привыкла к терпению безропотному. К тому же враг рода человеческого возмущал ее душу. Михаил был совсем беспомощен. Не мог от клопов и от мухи отбиться он — этот некогда мужичок-силач. И когда ночью мухи обижали его, он не мог их согнать. Слабо застонет лишь и чуткая на сон бедная Евдокия Никифоровна встает и освобождает его от мучителей. Порою прорывалось и в ней горькое и невольное чувство ропота: поворчит бывало. Но Михаил как запоет тихо: «Заступница усердная», смолкнет и Евдокия и оба поплачут в тишине ночной. Измученная мать его со слезами просила Господа развязать его руки, хотя на столько, чтобы мог мух сгонять. И Господь услышал этот вопль изболевшегося сердца: руки у Михаила немного стали шевелиться. Тяжело было бедному в рабочую пору. Евдокии приходилось снискивать кусок хлеба, и она иногда нанималась жать, покосить, кое-что иное поделать и заработать копейку на несчастного мужа.

Тогда она уходила из дома и замыкала двери. К пальцу страдальца привязывала она платок и так он отгонял мух, которые, как известно, особенно льнуть к гною и ранам. Ни пить, ни двинуться не мог тогда он и тихо переносил тяжелую муку. Однажды на работе тревожно было на сердце у Евдокии. Не стерпела и побежала проведать мужа. Приходит и застает его еле живым. Платок, толстый, упал ему на лицо и Михаил, еще минута-две, совсем задохнулся бы. Горько поплакали оба, утешились молитвою и преданностью на волю Божию. Не приходилось и на минуту одного оставлять бедняка. А благодетелей не было, и бедность, страшная бедность угнетала и так измученных страдальцев. Смирились оба они под крепкую Божью руку. После этого случая Евдокия, когда шла на работу, тащила на тележке и мужа с собою. Не раз, по окончании работы, Михаил говаривал: «оставь меня на ночь-то на поле: кому я нужен». «Нет», отвечала она, «тебя звери съесть могут; Богу ответ дать придется». И истомленная тащила обратно дорогую ношу. Единственное утешение было для обоих несчастных – помолиться в Божьем храме. Но и это давалось не без труда. Михаил особенно нуждался в молитве в храме, потому что оба они с женой были люди безграмотные. А его к тому же мучили своими искушениями бесы. Тяжелую брань вынес с ними страдалец. Молитва Иисусова и Божией Матери были надежными ему средствами в этой борьбе, из которой он силою Христовою вышел победителем. Матерь Божия укрепляла их. Однажды он удостоился слышать от Ее иконы глас: терпи!

Сельцо Осоргиных, где сначала жил Михаил, было в версте от храма Макаровского и Михаилу редко было возможно бывать в храме. По времени они перебрались в другое село Ерлыково, куда переселились многие однодеревенцы, за сорок верст от прежнего. Здесь они жили в доме одного крестьянина. Подле был близко Божий храм и Михаил и Евдокия отдыхали душою под святою его сенью. Священник там был – пастырь добрый. Он часто навещал их и подолгу беседовал, утешая и наставляя их на крестном пути жизни. Но не стерпел враг рода человеческого и этого. Крестьянину не захотелось отдавать дом, и он выгнал Михаила и Евдокию. Те перебрались в деревню Самодуровку, где кое-как купили бедную лачугу, без крыльца, и со многими щелями. Здесь в голоде, холоде, в снегу – по зимам, жили они долго. Изба топилась по черному: можно себе представить, как легко было лежать Михаилу. Тут их постигло новое горе. Старушка мать скончалась. Остались супруги вдвоем. Через год с небольшим они снова водворились в Осоргином, где при помощи благодетелей купили избушку, которую за лето и поустроили. Последнее время своей жизни они провели в селе Воздвиженском, до конца жизни смиренно неся оба свой тяжелый крест.

Но когда дух страдальца очистился, Господь явил его избранником Своей милости страждущим людям. Этот полумертвец был источником жизни и счастья для здоровых телом, но больных душою людей. Он светил и сиял светом подвига своего в течение многих лет, и многие люди через него утвердились на пути добродетелей и научились смиренно нести крест и в преданности Божьей воле находить себе истинное счастье на земле. Михаил очень любил храм Божий и, когда только можно было, Евдокия возила его в храм, сначала на тележке, а потом на подаренной добрыми людьми коляске. В 1897 г. один Уфимский благодетель пожертвовал Михаилу 200 р. на постройку келлии вместо убогой лачужки. Михаил же эти деньги отдал на ремонт храма. Когда купец узнал про это, умилился и выстроил Михаилу новую келлию сам. В 1898 г. была закончена постройкою новая келлия Михаила из двух комнат, куда перебрались они и стали жить по-прежнему в молитве и терпении...

Но время острой нужды миновало. И Евдокии, этой беззаветной жене — сестре милосердия настал час другого труда, не менее тяжелого, чем прежний. Долго они жили в бедноте и близкие и сродники присмотрелись к ним и – не помогали им, как будто это так и следовало. Но вот приехало на новые места одно семейство. Увидали страждущую чету и решили с первого посева частичку земли засевать для них. Посеяли, и эта полоска дала обильный урожай. Примеру их стали следовать и другие. Пришло время воли Божией и слепые глаза ближних открылись на то, что первыми увидели пришельцы издалека. Когда не стало нужды, не стало отбою и от посетителей. Народ повалил к страдальцу... Он лежал в комнате на доске. Боли поутихли, и он уже мог совершать свое великое служение народу. Покрытый чистою простынею, лежал он лицом против образа Божией Матери Казанской, особенно умилительно, и его молитвенное состояние было постоянным. В молитве теплилась его душа, и светом этого молитвенного тепла он согревал души тех, кто, гонимый горем, шел разделить его со страдальцем. К нему влекло народ потому, что каждому он давал такой совет и наставление, такое утешение, какое мог дать только человек, глубоко пострадавший всю жизнь и почивший всецело во Христе. Шли к нему и простецы, шли и образованные, миряне и духовные. 0тец Иоанн Кронштадтский, когда к нему прибывали жители этой местности, не раз говаривал: зачем идете, когда у вас есть человек богоугодный, Михаил Иванович?! К нему обращайтесь! С плачущими Михаил Иванович плакал, с горюющими горевал. Утешал печальных, указывал исходы в затруднительных обстоятельствах жизни, вразумлял заблуждающихся. Давая советы и наставления, Михаил Иванович прежде и главнее всего советовал очищать себя покаянием перед священником и молиться усердно Богу. В радости предостерегал от гордости и самонадеянности, а в горе от отчаяния. Он лжи и осуждения не терпел, как не одобрял и дерзкого заглядывания в будущее.

Раз два купца стали просить его совета и о том, что будет с ними. Михаил советовал отдаться на волю Господню и терпеть то, что их постигнет и не любопытствовать о будущем. Прошло немного времени и всё сбылось как он им говорил. Пораженные этим, купцы раскаялись в своем поведении и подарили ему коляску. Но не сразу и не сам самовольно вступил Михаил Иванович на такой подвиг – молиться за людей и давать советы. К нему прибыла одна купчиха и просила его помолиться о ней. Михаил стал было отрекаться, но когда она сказала ему, что так ей велел сделать о. Иоанн Кронштадтский, он с трепетом помолился, и Господь по его молитве послал той просимое исцеление. Сила нравственного просветления его была так велика, что не только он видел тайное, например, когда утаивали что-либо от него, но и самые бесы трепетали его молитвы. Одну молодую женщину издалека привели к Михаилу и с трудом подволокли к нему. Она визжала свиньею, лаяла собакою, руками рвала землю, корчилась, кричала: не выйдем, нас семеро, шесть лет живем… Когда же Михаил помолился, направил на исповедь и к Св. Причастию, больная навсегда освободилась от мучителей-демонов. Сила молитвы его была так велика, что даже целые местности избавлялись от невзгод.

Советуя трудиться и молиться, Михаил Иванович от непосильных подвигов удерживал людей особенно твердо. Один собрался в монастырь и пришел к нему за советом. Михаил дал такой совет: сходи и поживи, да посмотри: ведь там в гущу кладут. Вытерпишь ли? По времени человек тот приходит и жалуется на монастырские непорядки, что там курят и т. п.. Кто там курит? настоятель что ли?.. Нет, отвечает тот. А если нет, то нечего и смущаться: кто так поступает тот и не монах! А ты живи и слушай только настоятеля, и будет тебе хорошо. Раз женщина задумала отдать в монастырь молодую дочь, не справляясь с ее желанием. Что ты, сказал ей Михаил, ведь и скотинку сразу не запирают в неволю: других избодет и сама убьется!.. Особенно старался он водворить мир в семьях. Приходит к нему раз женщина и плачет на свекровь, что жить не дает. Не она не дает, а ты сама портишь житье. Чуть что и бежишь к людям и грешишь языком! А ты смолчи и скоро всё будет хорошо. Молодица с любовью послушалась совета, стала сдерживаться, и в семье скоро водворился радостный мир и совет. Бедняки и сироты находили у них родной кров. Когда настала пора служению люду православному для Михаила, Евдокия сердцем поняла свой новый долг. И служила, что родная, она посетителям мужа. Когда она освободилась от нужды работать, на склоне лет стала учиться грамоте от девушки сиротки, ими призренной. Научилась скоро читать Псалтирь и акафисты и стала постоянно читать их мужу. Плакал слезами умиления Михаил, слушая чтение жены и любовно поправлял неопытную сначала чтицу. Когда та, бывало, ошибется, он и скажет: Дуня, что-то точно неясно! Ну-ка, прочти еще. Та и поправится; а порою и сам подскажет: на память он всё запомнил за долгие годы лежания.

Он же был наставником и на добрую подвижническую жизнь иноческую. Когда его ученицы-монахини прибывали к нему и жаловались на трудность монастырской жизни, он утешал и часто говаривал: «Царствие Божие силою берется и понуждающие себя восхищают его…».

Так совершил свое течение Михаил и его верная спутница, на тернистом пути жизни к блаженной вечности, Евдокия. Велик подвиг его. В таком новом краю, где столько языческой тьмы, где «Магометово болото». Это был светоч Православия, опора русскому мужичку. Велик подвиг и Евдокии. Она своею супружескою верностью высоко-высоко подняла в глазах народа имя женщины христианки, что весьма важно.

В 1903 году Михаил простился и стал таять, как свеча. Своевременно он был исповедан и приобщен Св. Христовых Таин. Накануне кончины, видя, как его Дуня не пьет и не ест, скорбит о разлуке, он велел поставить самовар и почти насильно убедил ее попить чайку и подкрепиться. В ночь на 27 января он всё спрашивал: скоро ли шесть часов? Жена же спрашивала: почему это надо ему знать? Тот отвечал: я жду милости тогда и благодати Божьей. Со всеми он простился и тихо, мирно исстрадавшаяся и очищенная душа его легко оставила свою бренную оболочку.

30 января 1904 года благоговейно предали погребению кости страдальца. Кончилась его страдальческая жизнь земная и служение видимое, но не кончилось его служение духовное.

Из книги «Райские цветы с Русской земли»